№ 187

187. Маргарите и Анри Февр.

Мон-Дор, 15 августа 1895 г.

Можно ли так долго не писать друг другу, как мы это делаем? Нет, мы должны свято обещать, что каждые две недели будем брать в руки перо, независимо от того, легко или нет оно движется по бумаге, независимо от того, хотим ли мы сообщить друг другу что-нибудь или просто послать привет. Иначе наши сердца будут на таком же расстоянии, как и наши города, и мы кончим свои дни вдали друг от друга. Так умер бедный Эдмон. Я уже писал вам, что в Сен-Валери он был в безнадежном состоянии, которого Тереза не замечала в силу привычки или, может быть, потому, что никогда не теряла надежды. В декабре он умер, едва доехав до Неаполя.

Меня послали сюда лечиться после бронхита. В Котере — сернистые воды, а это опасно для моих проклятых почек.

Вообразите, в день приезда, 5 августа, я осматривал местность, как вдруг прямо на меня двинулся какой-то верзила священник и остановил меня за руку: «Вы меня не узнаете?» — «Бог мой, мсье, нет». — «Я — Гюйо.» — «Ах! Я бы вас никогда не узнал с этой вашей бородой миссионера и с моими проклятыми глазами».

Наш друг приехал из Сорэз лечиться от астмы, как и в прошлом году после нашей встречи в Аркей. Он был в костюме священника, а не доминиканца, чтобы не так бросаться в глаза. Гуляя, мы беседовали главным образом о вас; он очень жалеет вас, как жалеют верных друзей, оставшихся на чужбине¹. Говорил ли я вам, что в октябре умер бедный Вальпинсон? Я провел с ним в Нормандии две недели. Второй приступ был для него роковым.

Одновременно с этим письмом, пароходом, который отплывает из Бордо 20-го числа, отправлен ящик с принадлежностями для фотографии и аппаратом, которым можно делать выдержку и моментальные снимки. «Вот,— подумал я,— незаменимый способ получить фотографии». Я рассчитывал, что вы поупражняетесь и через месяц с небольшим сможете прислать мне вместо писем, если уж вы совсем очерствели, несколько хороших портретов, ландшафтов или интерьеров. Посылка должна быть хорошо завернута, так как боится сырости.

Отец Гюйо сказал мне, что юный Анри бросил коллеж из-за экзаменов. «Из ряда вон выходящий ученик», — говорит он всегда.
Вчера я попытался сделать его портрет: неисправность моего маленького аппарата (и я тоже) ... испортила все дело.
В следующем письме вы увидите своего колосса в самых различных позах.

Бартоломе закончил большой надгробный памятник, который государство и город Париж купили у него. И, чтобы выполнить работу на месте, ему предстоит провести четыре года на кладбище Пер-Лашез².

Вдобавок бедняга получил орден, но это смутило его гораздо меньше, чем смутило бы меня. Когда имеешь государственные заказы, то нужно иметь и соответствующее тавро. Я почти не могу читать, даже с лупой. И все-таки работаю над крупными вещами. Обнимаю вас всех. До следующего письма.

Дега.

¹Семья Февр жила в это время в Аргентине.
² Речь идет о монументальном архитектурно-скульптурном комплексе «Памятник мертвым» (1895—1899), сооруженном на кладбище Пер-Лашез.

Дама с хризантемами (Э. Дега, 1865 г.)

Голова мужчины (Э. Дега, ок. 1864 г.)

Автопортрет (Э. Дега, 1857-1858 г.)