№ 155

155. Де Валерну.

26 октября 1890 г.

Я постоянно и с глубокой нежностью думал о вас, мой дорогой де Валерн, и... не писал вам.

Ваше чудесное письмо застало меня в небольшой деревушке Диене, куда нас, то есть меня и Бартоломе, привела следующая авантюра: покинув вас, я побывал в Женеве, а затем встретился в Дижоне с упомянутым верным другом и отправился вместе с ним в деревню Диене, к семье Жаннио, которая проводит там треть года. Когда мы вернулись в Париж, приятные воспоминания об этом месте и желание лучше узнать чудесную Бургундию пробудили во мне страсть к путешествиям, и я убедил моего доброго друга присоединиться к моему безрассудству. Теперь и мы и все наши знакомые считаем этот поступок одним из самых благоразумных в нашей жизни. Итак, мы не успокоились, пока не взяли напрокат тильбюри и белую лошадь и не проехали более 600 км, или 150 лье, за 20 дней, из которых пять мы отдыхали в Диене.

С наступлением тепла мы возобновим наше путешествие в такой же коляске, но с другой лошадью (у этой слишком слабые передние ноги). Тогда мы, может быть, доедем до улицы Садоле, чтобы еще раз расшевелить ваше старое сердце, вновь увидеть ваш дом философа, ваш музей, ваш рисовальный зал и познакомить вас с Бартоломе, которому я так часто говорю о вас и о вашей жизни, полной энергии и любви. Это, конечно, испугает вас, но вы не решитесь мне прямо в этом признаться.

Затем мы оставим (или не оставим) наше животное отдыхать в «Отеле де л'Универ» и отправимся с вами в Авиньон, чтобы посмотреть вашу «Святую Терезу» (она ведь в музее). Мы будем говорить о Делакруа и обо всем, что может заворожить истину и придать ей видимость фантазии. Ведь в этом и заключается наше искусство.

Я вспоминаю вас и вашу маленькую мастерскую. Вам могло показаться, что я осмотрел ее слишком быстро, но она до сих пор стоит у меня перед глазами. Я скажу даже, что этот осмотр ничего не прибавил к моему прежнему представлению о ней, потому что я ничего не забыл, я снова нашел две фазы вашей жизни (в которых больше общего, чем вы думаете и чем я сам раньше думал). Вы всегда были одним и тем же человеком; вы всегда оставались верны тому восхитительному романтизму, который (как я уже писал) украшает и расцвечивает истину, придавая ей вид благодетельного безумия. Теперь мне хотелось бы попросить у вас прощения за то, к чему вы часто возвращаетесь в своих беседах и еще чаще в мыслях: за время нашего долгого общения в искусстве я часто бывал резок с вами или по крайней мере казался таковым. Но я был суров прежде всего к самому себе. Вы должны это хорошо помнить, так как вы сами упрекали меня за это и удивлялись, что у меня так мало уверенности в себе. Я был (или казался) резким со всеми из какой-то потребности в резкости, происходившей от моих сомнений и дурного настроения. Мои художественные расчеты казались мне настолько верными, а в то же время мне так не хватало средств выражения, и я чувствовал себя таким нескладным и неумелым, что не мог не дуться на самого себя и на весь свет. Я очень прошу вас простить меня, если из-за этого проклятого искусства я оскорбил ваш благородный ум, а может быть, и ваше сердце.

Я отлично помню вашу прекрасную картину «Больная», и не только общее впечатление, композицию и ту атмосферу несчастья, которую вы так просто и верно передали, но и манеру исполнения, каждый удар кисти, как сказал бы Дюранти.

Композиция «Двух арлезианок» восхитительна. Я узнал в ней ваш сильный ум, вашу твердую и смелую руку и снова позавидовал вашим глазам, которые обещают служить вам до последнего дня. Мне же не будет дарована эта радость. Я едва могу немного почитать газету; если же я по глупости немного задержусь, разбирая буквы, то, придя в мастерскую, уже не могу приняться за работу.

Помните, что вы должны рассчитывать на меня, если нужно будет составить вам компанию, когда придет время. Пишите мне. Крепко обнимаю вас.

Дега.

Привет господину Лиебрасту и очаровательному Салла.

Два всадника на озере (Э. Дега, ок. 1861 г.)

Портрет Джулии Беллелли (Э. Дега, 1858-1859 гг.)

Натюрморт с ящерицей (Э. Дега, 1858-1860 гг.)